Это недоброй славы заведение размещалось в стенах бывшего Бригитского женского монастыря на территории Брестской крепости, отсюда и обиходное название – «На Бригитках».
Первоначально тюрьма создавалась для участников восстания 1863 года, затем в ней размещалась военно-исправительная рота, далее она была пересылкой с дальнейшим маршрутом на каторгу и ссылку. В ней некоторое время сидел даже Дзержинский. А при Польше здесь был промежуточный пункт в Березу-Картузскую…
Первопроходец темы
Но вернемся вспять – в начало 70-х годов XIX века, когда в старинном монастырском здании вздыхала о воле военно-исправительная рота под началом подполковника Михаила Саврасова, героя Севастополя, человека весьма гуманных взглядов и настроений. В один из дней 1872 года к нему в роту прибыл правительственный чиновник для особых поручений Виктор Никитин, к тому времени автор книги "Жизнь заключенных", посвященной острожному быту. В России он был, по сути, первопроходцем темы пенитенциарных заведений, серьезным исследователем проблем арестантства.
До Брест-Литовска он уже побывал в Рижской, Динабургской, Новогеоргиевской военно-исправительных ротах, после нашего города направился в Бобруйскую крепость. Его исследовательская работа вышла затем отдельной книгою "Быт военных арестантов в крепостях" (1873), где содержится обширная глава о брестских сидельцах. Предлагаю вашему вниманию ряд фрагментов из нее, снабдив их своими подзаголовками.
За деревянным частоколом
Здание, занимаемое исправительною ротою, до 1830 года было женским монастырем «Бригиток» », потом, по закрытии монастыря, в него поселили две крепостные арестантские роты, а по преобразовании их в исправительные – последняя тут и осталась. Здание это каменное, двухэтажное, с трех сторон огорожено высоким деревянным частоколом.
На чистом, песком усыпанном дворе, были: влево – близ частокола – обеденные столы и рядом каменная, недавно построенная кузница; вправо, возле казармы – два деревянные отхожие места (вместо них возводились, при нас, новые, каменные, сзади казармы), гимнастические принадлежности, машины: парильная – для сушки леса и жестяная – для чистки картофеля; там же сарайчик для сушки белья. Входов в казарму три: прямо – в мастерские, влево – в арестантские помещения, а вправо – на кухню.
Лестницы, ведущие в верхний этаж, подоконники, чаны, бочки для воды, которую возили на лошадях из реки, ведра – все это было выкрашено малиновою краскою, т.е. цветом тюремного и судебного ведомств.
Вид камер
Открылась исправительная рота 23 декабря 1867 года. Жили арестанты по разрядам: исправляющиеся – в бывшем монастыре, а испытуемые – в пристроенном к нему очень давно уже здании. Пол в нижнем этаже монастыря из плит, а потолок подперт балками. Всех камер в обоих разрядах было четыре. В спальной камере в углублении был помещен иконостас, возле которого отправлялось богослужение. Нары везде сплошные; человек на 5, 10, 15 и более, и посреди комнаты и по стенам, вокруг; на нарах так же, как в других ротах, лежали соломенники, одеяла, подушки и полотенца.
Вследствие недостаточности помещения народ был сгущен, и хотя по уходу людей на работы растворялись окна и двери для очистки воздуха, но вечером, когда они возвращались домой – воздух был ненормальный.
Работали и учились
Мастерские помещались: в нижнем этаже пристройка – столярная, токарная, колесная и бондарная, а в куполе бывшего монастыря (сделанного третьим этажом) – портняжная, сапожная и люди, плетшие корзинки, щетки. В этой мастерской, по недостатку окон, рано темнело, а потому там зажигали огни в то время, когда на дворе еще было совершенно светло.
Карцеров в обоих этажах имелось по 12. Деревянная ротная баня находилась впереди казармы, наискось караульного, деревянного же домика. Канцелярия роты была расположена сзади казармы, за оградою, в деревянном же домике, рядом с которым были цейхгауз, кладовые, где хранилось в отличном порядке казенное и арестантское имущество.
Никто из начальствующих в ротной казарме не жил: перекликались, выслушивали приказ по роте о всех случаях, происшедших в течение минувшего дня, и действиях, назначенных на следующий день, и в девять ложились спать.
Воскресные и праздничные дни отличались от будничных тем, что по уборке, утром, казармы – все слушали молебен, учились: до обеда – грамоте, после обеда – фронту, гимнастике, опять грамоте и затем, отдыхая, чинили свое имущество, ежели у кого что расхудилось.
Хлеб наш насущный
Рота располагает огородом в 5610 квадратных сажень. (Далее в книге размещена таблица снимаемых с огорода урожаев овощей. – Н.А.). Варилась пища для унтер-офицеров и для арестантов в одной и той же кухне, только в разных котлах; офицеры ели, по собственному усмотрению, что хотели, за причитавшиеся им кормовые. А из арестантов назначались ежедневно люди, по очереди, в помощь каптенармусу, наблюдать, чтобы все определенное количество припасов действительно шло по принадлежности.
За малейшее отступление дежурные отвечали, если же они оказывались бессильными удержать порядок – имели право безбоязненно заявить о том дежурному офицеру и даже присутствовавшему всегда, утром и вечером, в роте самому ее начальнику, что иногда и делали. Доверием этим арестанты сильно дорожили, потому что этим возвышалось их нравственное достоинство, да и пища их всегда была хорошая.
Хлеба люди ели, действительно, сколько кто хотел, без веса, оттого ни недостатка, ни воровства хлеба не существовало. Капусты хватало с ротного огорода на круглые годы. Говядина и некоторые другие припасы приобретались по контракту. Пища была несравненно лучше и разнообразнее, нежели во всех других ротах: варили попеременно щи, похлебку, горох, кашицу гречневую, ячневую, пшенную, всегда довольно густую и с салом. За обедом все пили квас, кашу давали три раза в неделю одним исправляющимся, но когда испытуемые работали на холоду, в слякоть, тогда и им попадала каша.
Свои промыслы
Мастерские роты развиты были, вообще говоря, слабо, о чем нельзя не пожалеть, – но это зависело чисто от известных условий, как-то: от отсутствия в Бресте промышленности, от бедности народонаселения и, главное, от тесноты ротной казармы: негде было положительно ни класть материалов для производства работ, ни рассадить людей сообразно потребностям, – т.е. недоставало места для открытия некоторых одинаковых мастерских в каждом разряде отдельно.
Верст за 6-7 от крепости был казенный, военного же ведомства, кирпичный завод, где работали солдаты дисциплинарной команды, хотя завод этот находился в аренде на коммерческом праве у инженеров. Работа эта так сильно отягощала людей, что они завидовали житью арестантов, а зависть эта порождала то, что в исправительную роту поступали многие солдаты дисциплинарной команды посредством преступлений, нередко нарочито содеянных.
«Лучше отца родного»
Прибывавших в роту арестантов начальник М.М.Саврасов принимал лично, расспрашивал их о причине, привлекшей их в роту, объяснял им цель пребывания в роте, порядки, наставлял их вести себя безупречно, добавляя при этом, что за противное их постигнут наказания; проступки арестантов разбирал и взыскания за них определял сам; сам же писал прямо набело журналы ротного комитета, приказы по роте. Чтобы не подвергаться нареканиям в пользовании чем-либо казенным или арестантским, – он ничего лично не приходовал и не расходовал, а установил правилом все денежные бумаги и книги подписывать вместе с ним.
Все, что в роте делалось, было гласно; чтобы офицеры не стеснялись свободно подавать голос в Комитете – завел ящик с шарами для закрытой баллотировки щекотливых вопросов, недоразумений. Ничего подобного мы ни в одной роте не видали. <…> К некоторым арестантам приезжали жены, а одна и с 3 малыми ребятами, и так как им нечем было жить, то стараниями начальника они добывали себе места, а первое время жили в кухне его квартиры, что мы лично видели.
В свою очередь арестанты, видя истинную заботливость и попечение о себе со стороны начальника – превозносили его до такой степени, что он «лучше отца родного»; эти слова мы слышали по крайней мере от 100 человек, с которыми мы разновременно толковали».
Пел стройно, толком
Евреев-арестантов водили по субботам молиться в городскую синагогу, что благотворно действовало на их нравственность: там они, видя единомышленников, вспоминали родных, раввины поучали их после богослужения, и они легче переносили свое заключение. В роте был хор певчих из 14 человек; обучал арестантов пению знаток этого дела молодой артиллерийский офицер Ф.А.Мюнхгеймер безвозмездно; пел хор весьма стройно, толком, и покуда рота не располагала собственной церковью – хор ходил петь в городской собор. Действовавших в хоре освобождали за это от наружных работ и награждали чаем, булками…
P.S. В главе приведено также немало бесед с отбывающими наказание в военно-исправительной роте, даны сведения об их заболеваниях, занятиях, системе исправления, насущных проблемах.
Автор: Николай АЛЕКСАНДРОВ