В Бресте есть улица Сальникова. Она находится в Юго-Западном микрорайоне и названа в честь первого директора Брестского электромеханического завода, который он возглавлял 19 лет.
С этим предприятием, ставшим флагманом индустриального развития областного центра, связаны судьбы тысяч брестчан.
Как рассказывает ветеран завода Николай Артюх, Владимир Сальников не только сам стал легендою предприятия, но сумел собрать и команду талантливых инженерно-технических работников, неравнодушных к своему делу. Это была трудовая семья, в которой знают всех и помнят о каждом. Руководитель завода был сильной личностью, способным инженером, одаренным руководителем. А еще он умел играть на фортепиано, хорошо пел, писал стихи, лепил скульптуры. Здесь ярко себя проявили коллективы художественной самодеятельности предприятия, на котором также была развита сфера спорта и туризма, где любой сотрудник в свободное от работы время мог найти занятие по душе.
Однако жизненный путь этого незаурядного человека был сложным и тернистым. Сальникову довелось пройти через войну, молодого радиста разведки в Великую Отечественную забросили во вражеские тылы. А когда война уже шла к своему завершению, он оказался в концлагере Маутхаузен, где в этот же период был казнен Дмитрий Карбышев. После освобождения долго проходил испытания различными проверками. В 1952 поступил в Ленинградский политехнический институт. Окончив его, работал на заводах Киева и Витебска. А 1963-м его назначили директором Брестского завода электроизмерительных приборов, который в процессе строительства переименовали в электромеханический завод.
Важный инструмент
Как известно, ручка и бумага были и остаются важным инструментом успешного человека. Все известные люди постоянно работали со своими дневниками. Дневниковые записи директора флагманского предприятия, которые сохранились в домашнем архиве, рассказывают об авторе лучше, чем кто-либо со стороны. Потому что в них – размышления и чувства, эмоции и взгляды. Ведение дневника – это не прихоть и не пустое времяпровождение. Это действительно мощный инструмент, причем многоплановый, который позволяет получить максимум пользы от своей работы. Давайте вместе посмотрим, что же написано в дневнике.
«…Я давно думаю о своей работе, о тех коллизиях, которые встречаются на пути в связи с работой, потому что жизнь моя – это работа, потому что ей отдано и отдается лучшее время, лучшие годы, лучшие чувства, лучшие силы здоровья и ума. Потому что живу я для того, чтобы работать…
А хочу ли я жить наоборот и хотел ли этого? Хотел, но не часто. Да и работа заставила меня думать так. Но совсем другое то, что мешало работе. Нет, не трудности решения производственных задач, не сложность их. Другое: несправедливость, многообразие посторонних придирок и мелочность людей, не имеющих к производству прямого отношения, а делающих вид чуть ли не главных двигателей его. Бесправие и бессилие там, где тебе твердят о твоих силе и праве, о коллективном руководстве и персональной ответственности, при которых нельзя сделать то, что тебе предписывают делать другие. Вот что вызывает досаду, а порой и отчаяние.
Какие мы все разные. В целом будто бы по характеру и поведению не сложные, а в самом деле каждый по-своему интересен, необыкновенен и требует отдельного понимания. Как бы было замечательно, если бы всё разделялось лишь на хорошее и плохое. Со всем этим надо мириться и выбирать полезное для работы. Кроме подлости. По-моему, подлость выходит за пределы плохого, подлость – это подлость. И человека, обладающего подлостью, по-моему, надо ставить вне закона. Об этом надо говорить, но, как все, мы стараемся обходить острые углы. С подлостью, мне кажется, можно было бы бороться очень радикально: просто ампутацией. У нас, в нашей гуманнейшей системе отношений, это нереально. Один подлец, а два, три, десять честных славных человек с ним ничего сделать не могут. Таков закон? Нет системы отношений.
Когда я иду заводскими корпусами, они не совсем такие величественные, как, например, в кино «Жаркий месяц июль», но мне очень приятно от того, что я вижу эти потолки и стены, эти станки, что вдыхаю воздух, полный своих ароматов. Сначала кажется – грубых, но вдохнешь поглубже, и ощущается что-то очень нежное. Может, с запахами приходят старые-старые воспоминания. Эти ощущения очень кратки и, наверное, просто подсознательны. Понятно, что я слышу то тихое гудение станков, то позвякиванье, то треск сварки.
Совсем недавно здесь не было ничего, кроме пустыря с его канавами, полными репейника и пожелтевшей высохшей травы, а зимой грязи и глины. Десять лет назад. А теперь завод, и довольно крупный по числу работающих и по важности тоже: электронно-вычислительные машины делаем! Много людей, много страстей. Интересно ли это кому-нибудь, кроме меня, кроме нас – не знаю. Дневники мои сбивчивые и неглубокие, да и не всегда последовательные. А хочется пройтись с начала до сегодня. Хотя «сегодня» убегает и выдвигает то одно, то другое.
Кончаем девятую пятилетку. Заключительный год. Мы слышим, читаем в газетах об этом, и сам я, где бы ни был – в цехе, на собрании, никогда не забываю об этом сказать. Напряжение растет, растет внутреннее волнение в преддверии чего-то неотвратимого. Будто мотор твоей машины заглох на переезде, и ты знаешь, что каждую минуту должен появиться поезд.
Мы выполнили план пятилетки еще в октябре, следовательно, и год выполнили, но это по годам. План был составлен тогда, в начале пятилетки, и, как говорится, взят за основу. Потом каждый год корректировался, в основном, в сторону увеличения.
Итак, заключительный год пятилетки подходит к концу. Предстоит закончить план по производству и по строительству. «Что ты волнуешься? – могут мне сказать. – Ты же своими руками детали не делаешь, не собираешь узлы и не производишь монтаж. Ты – директор. Сиди и управляй. Поставь свой стол так, чтобы лицо человека, который входит в кабинет, было тебе видно, а твое нет. Чтобы до твоего стола от двери было не менее десяти шагов, тогда ты сумеешь заблаговременно сориентироваться, как себя вести. А входящий проникнется соответствующим трепетом». Примерно так учит литература по управлению. И это, наверно, так. Наверно, все директора так и делают. Все, кроме меня.
Чем моя голова забита в конце пятилетки, в конце завершающего года? Конечно, больше всего выполнением планов производства. Их много: по валу, по реализации, по номенклатуре. Все они связаны друг с другом. А план строительства, кажется, должен больше касаться строителей. Вижу, что строительство плановое не выполняется. Уже жаловался всюду. Сейчас на стройке у нас работают около двухсот человек, снятых с производства. Декабрь на исходе, а конца работам нет.
Недавно вызывал секретарь горкома и строителей, и заказчиков. Секретарь горкома, молодой человек с темными вдохновенными глазами, очень мягко и спокойно говорил, точно вкладывая каждому слова: «Строительство объектов должно быть закончено и объекты должны быть сданы. Для этого нет никаких препятствий, не правда ли?» Секретарь говорил убежденно и со знанием дела. Строители смотрели ему в глаза с бесконечной преданностью. Казалось, скажи одно нужное слово – и они побегут на стройку, схватят механизмы, лопаты. Заказчики тоже ловили каждое слово своего секретаря. Управляющий стройтрестом, тоже молодой человек, очень серьезный, исполнительный, стал докладывать, обращаясь к широким сводчатым окнам кабинета, временами бросая искренний и честный взгляд глубоко посаженных глаз на секретаря и членов бюро. В общем, всё складывалось трудно, но не безнадежно. Потом поругали заказчиков (нас). В заключение управляющий строительством треста заверил бюро горкома, что они, строители, выполнят задание и оправдают доверие, если им дадут людей, материалы и нужные механизмы. На том и разошлись. А я думаю, кого и где еще снять в помощь строителям, чтобы довести стройку до такого состояния, чтобы можно было подписать акт о вводе объекта. Теперь еще вызывают в горком со справкой о том, как мы будем выполнять будущий год. Да, есть о чем подумать…»
С теплыми чувствами
Познакомившись с записями из дневника, искренними рассуждениями и неподдельными переживаниями о судьбе завода, невольно подумаешь: действительно сильными и порой жестокими были удары судьбы для этого замечательного руководителя, который при всех своих талантах не выделял себя среди других, не гордился своими заслугами, разделяя их все со всеми своими сотрудниками.
В 1982 году Сальникову была присуждена Государственная премия СССР. Однако для ее торжественного получения он не смог поехать в Белокаменную, поскольку серьезно заболел. Награду ему вручили на родном заводе, где даже стены, кажется, помогают всё выдержать и выстоять, – под благодарные аплодисменты людей, с которыми он трудился все эти долгие годы и всех знал в лицо и по имени. Смертельный недуг вырвал его из авангардного отряда командиров промышленного фронта.
…С тех пор прошло 37 лет. Но люди по-прежнему вспоминают о нем с теплыми и добрыми чувствами. И хорошо, что есть в нашем городе улица, носящая имя этого выдающегося и при этом скромного человека. 4 августа Владимиру Сальникову исполнилось бы 95 лет.
Автор: Марина КАМЕНКОВА