Twitter Виртуального Бреста Группа в одноклассниках

Воспоминания брестчанина Губенко: Они шагали в бессмертие по брестским улицам (окончание)

20  Октября 2015 г.  в 19:00 : История города Бреста

...окончание, начало тут, продолжение тут

Под жарким летним солнцем начала июня 1941 года молча шагали молодые парни в форме, не подозревая, что уже срываются последние листки календаря, отсчитывавшие срок их жизни, как и для многих людей, провожавших их взглядами. Казалось, в воздухе над нами витало невидимое, неслышимое: «Mоrituri te salutant!». Никто ещё не знал, что вскоре время для всех уцелевших разделится навсегда на время «до войны» и «после войны», а между ними как следовая пограничная полоса на времени «во время войны», с отпечатками на ней их судеб.

на фото сверху - рисунок автора, справа - автор в молодости

Солдаты шли по брестским улицам, вскоре они станут солдатами трагического для страны 1941 года, они ещё не знали, что многие из них идут к бессмертию, став защитниками Брестской крепости, её вечным бессмертным гарнизоном.

Кто - то из них навсегда исчез, «пропал без вести», но не без следа, ведь это они, солдаты 41 года, погибшие в упорных оборнительных боях, отступлениях, окружениях, своими жизнями заложили фундамент великой победы.

За прошедшие годы неузнаваемо изменились Брестские улицы, по которым шагали в бессмертие солдаты 1941 года. Почти полностью исчезли старые дома с улиц Менжинского, Пушкинской вместе с их жителями, на их месте выросли многоэтажки, школа, детский сад.

Тоненькие стволы саженцев, посаженных на улицах вместо состарившихся деревьев уже давно переросли размеры своих предшественников. Но когда я прохожу по улице Пушкинской, мимо вылета на неё улицы Менжинского, я не могу не вспомнить те события, которые происходили здесь многие десятилетия тому назад и передо мной вновь возникает панорама перекрёстка с шагающими по нему красноармейцами.

Несколько слов в заключение.

Константин Симонов в своей книге «Разные дни войны» в третьей главе её части «Сорок первый» приводит несколько выдержек из разных документов тех дней. Вот одна из них:

«В политдонесении отступавшей от Бреста 4 - ой армии Западного фронта, датированном 4 июля, говорится, что части армии вышли в новые районы формирования для пополнения личным составом и материальной частью. 6 стрелковая дивизия. Налицо…910 человек Некомплект 12781 человек».

«…Эти цифры на 4 июля говорят о тяжести положения».

Среди тех, кто был в списках «налицо», и тех, кто попал в списки с казённой канцелярской формулировкой инвентаризации, «некомплект», за которой стояли судьбы людей, может, были и те, кто всего лишь месяц тому назад прроходили перед нами по улицам Бреста. Некомплект 12781 человек. Они гибли и в огне сражения за Брестскую крепость, и в тяжелейших боях отступления, попадая и прорывая окружение, нанося урон противнику, оставляя на пути отступления свои и вражеские могилы, лишая врага его надежды не только на скорую обеду, перед врагом возник призрак его грядущего поражения. Вот что такое «некомплект» 12781 человек.

На улице Карбышева живёт очень скромный замечательный человек - Татьяна Дмитриевна Ключерева, в девичестве Коровина, дочь одного из заместителей командира 6 - ой стрелковой дивизии майора Д. Коровина. Он умер от ран, полученных в бою при выходе из окружения, и похоронен в братской могиле в районе Смоленска, вместе с погибшими с ним его солдатами, с которыми он с боями отступал от Бреста.

Таких братских солдатских могил - тысячи на полях былых сражений, они стали курганами славы, символами верности солдатскому долгу павших сынов и дочерей народов страны, вечным напоминанием потомкам, как надо защищать свою Родину - до последней капли крови.

Семья Вити Королёва, как и многие семьи «восточников», застигнутые врасплох на рассвете 22 июня молниеносно разворачивающимися военными событиями, долго не понимали, что в действительности происходит и произошло на самом деле, уверенные в том, что всё это та вражеская провокация, о возможности которой их предупреждали, и что Красная Армия начеку и быстро пресечёт эту вражескую вылазку и могучим ударом проучит обнаглевшего врага.

Так думала и моя мама, и все жильцы дома, проснувшиеся от грохота далёкой от них орудийной стрельбы, взрывов. Выбежав из дома, они увидели зарево, охватившее южную, западную и северную окраину города были хорошо видны трассы летящих снарядов. Немцы вели шквальный огонь по крепости, Южному и Северному городку. От попаданий шальных снарядов сгорело несколько домов на улице Красногвардейской по соседству с Северным городком.

Целенаправленного обстрела города не было, не было и авиабомбёжки и, конечно же, не из - за гуманных побуждений, как показали дальнейшие события, на войне редко о них вспоминают. Всё было очень просто. Снова обращаюсь к воспоминаниям К.Симонова.

«…Воронки от бомб чаще всего были в стороне от дорог за телеграфными столбами. …На самой дороге воронок было сравнительно мало, всего несколько на всём пути от Борисова до поворота на Оршу».

Как я уже потом понял, наверное, немцы рассчитывали пройти этот участок быстро и беспрепятственно и сознательно не портили дорогу. Быстро и беспрепятственно они рассчитывали захватить Брест. В общем, так и получилось. Все промышленные объекты города, железнодорожный узел, все мосты оказались в руках врага в рабочем состоянии, как и большинство административных зданий города в том числе и на улице 17 Сентября (Ленина), на улице Леваневского. В здании облисполкома 24 июня находилось КП 45 дивизии, штурмовавшей крепость.

Но не везде. Упорно оборонялся облвоенкомат, здание которого немцы, расстреляв из пушки, сожгли. Среди защитников военкомата, возможно, был и отец Вадима Годуленкова, который при первых залпах немецких орудий, как военнообязанный убежал в военкомат, из жилого дома №55 (65) по Пушкинской улице. Это происходило в городе. А крепость сражалась уже несколько часов.

Жители укрывались в домах, в подвалах домов, надеясь найти в них не только спасение, но и пересидеть события, дождаться неизбежного отражения нападения агрессора.

Моих родных из подвала дома буквально выгнал работник техникума Карлаш Павел Карпович словами: «Бегите! Немцы в городе!» Он знал, что Татьяну Степановну и её сестру Марию Степановну ждёт при встрече с немцами расстрел за принадлежность к партии. Они ушли и тем спаслись. Но сам Павел Карпович уйти не успел и был убит во время облавы в июле 1941 года.

Королёвы не успели уйти из Бреста, они, как и большинство жителей «восточников», укрывшихся в домах, были глубоко убеждены, что вскоре Красная Армия разберётся с врагом и не пропустит его в город. Это убеждение сохранялось даже тогда, когда на улицах города появились немецкие солдаты, считая, что это временное явление, а когда иллюзии рассеялись, уходить было уже поздно.

Временная оккупация продолжалась более трёх лет. Королёвы перебрались на Киевку. Хозяйку дома, в котором они жили, а также еврейскую семью, жившую в небольшом флигеле, немцы расстреляли на Бронной Горе во время ликвидации в октябре 1942 года Брестского гетто.

Я вновь встретился с Виктором осенью 1944 года, когда вернулся в Брест, где с августа 1944 года мой отец, Николай Васильевич Губенко, снова стал директором Брестского железнодорожного техникума.

Он пришёл ко мне также неожиданно, как и в то памятное утро начала июня 1941 года. Внешне он мало изменился, такой же подвижный, энергичный, деловой.

Одет он был в хорошо сшитую, очевидно, руками мамы, военную форму из х/б, туго стянутый ремень перехватывал по - военному заправленную под него гимнастёрку с белеющей полоской аккуратно подшитого подворотничка, брюки - галифе, начищенные сапоги. Экипировку «сына полка» завершала сбитая на бочёк пилотка, едва державшаяся на вихрастой голове. На пилотке рубином сверкала эмалированная звёздочка с серпом и молотом, настоящая звёздочка, а не те вырубленные из жести и слегка покрытые лаком звёздочки, которые в 1944 году были на головах наших солдат и сержантов.

Военная форма Виктора не только дань практичности, а в первую очередь выражение сохранявшейся все эти годы любви к своей армии и публичное выражение этой любви и знаком принадлежности к ней. В те годы многие ребята ходили в красноармейских пилотках, гимнастёрках, перешитых шинелях, с обувью были проблемы, кирзу пытались заменить кожаными окованными немецкими солдатскими башмаками или сапогами, которые попадались на брестской толкучке, как и немецкие шинели, куртки, зимние шапки.

О пережитых им годах оккупации Виктор ничего не говорил, зато охотно вспоминал нашу довоенную жизнь в Бресте. О судьбе наших общих друзей он ничего не знал. По его словам Вова Прилепа исчез вместе с мамой в первый день войны. Ему были неизвестны судьба моего соседа Вадима Годуленкова и его старшего приятеля Гены, в доме и саду которого рядом с еврейским кладбищем мы часто встречались и проводили время.

Старшая сестра Виктора, Людмила, осенью 1944 года снова начала учёбу в железнодорожном техникуме. О старшем брате Виктор ни разу не вспоминал, был ли он жив или погиб, я не знаю.

В 1946 году Людмила Королёва закончила техникум и семья Королёвых уехала в Бежицу.

В последний раз мы встретились в 1952 году, Виктор приехал на несколько дней в Брест, возможно, к родственникам своей жены, моей бывшей одноклассницы Риты Глушко. Встреча была недолгой.

Виктор работал на одном из заводов Бежицы. Беседуя, мы прошлись по улицам Бреста и расстались с ним на базарной площади. Он ушёл, оставив у меня добрую память на долгие годы, моего лучшего друга довоенного Бреста.

Позже я узнал судьбу Вадима Годуленкова, узнал от него самого, через двадцать лет после того, как мы видели друг друга в последний раз.

Он, десятилетний мальчик, уходил от немцев из пионерского лагеря в Скоках, стремясь добраться до своего родного города Смоленска. Вместе с ним уходил и Сергей Виторский, они добрались до Минска, где расстались и Вадим продолжил свой путь на восток. Подробности их «анабазиса» ни Сергей, ни Вадим не рассказывали, просто они «шли», шли среди солдат чужой наступающей армии, в тылу которой шли ожесточённые бои с окружёнными советскми частями. Сергей вернулся в Брест к маме и брату в свой дом на улице Горького.

Он почти добрался до Смоленска, но был ранен осколком немецкой бомбы. Ему повезло, раненного мальчишку санитарным поездом эвакуировали на восток, в город Сызрань. После выздоровления - детский дом. Закончил училище ФЗО, работал на заводе, отслужил армию в частях ВДВ, обзавёлся семьёй. К этому времени он уже знал, что его семья расстреляна немцами, отец - в Смоленске, мама с его младшим братом - в Жабинке.

Вадим жил маленькой надеждой, что может быть, его брат уцелел, несмотря на все уже известные ему факты зверства оккупантов, и их пособников, внутренне он не мог себе представить, как можно было стрелять в младенца. Он надеялся на чудо. В поисках его он и приехал в Брест, зашёл к нам, в дом, в котором он жил до войны, жил с родителями и маленьким братом, с которым совместная жизнь длилась менее недели.

Чудо не произошло. В Жабинке он нашёл хозяйку дома, в котором жила его мама с братом. Хозяйка рассказала ему о последних днях жизни его родных и подтвердила их гибель. Вадим уехал в Сызрань, больше я его не видел, хотя, не исключено, что он мог приезжать в Жабинку, где в братской могиле лежат его мама и брат.

Друг Виктора - Гена. Так он звал себя, под этим именем мы знали его. Он был старше Виктора, учился до войны в 6 - ом классе, где и как познакомился с ним Виктор - я не знаю.

Мне он казался совершенно взрослым, он был ровесником моего старшего брата Жени. Очевидно, он учился в параллельном классе моего брата жен, ученика 6 -го класса СШ №15 довоенного Бреста.

Более того, он был в приятельских отношениях с давним другом брата, нашим земляком, с которым Женя шесть лет просидел за одной парой Жорой Перевертайло, с Валентином Левиным, тоже одноклассником брата.

Эти ребята, а также старые конотопские друзья Жени Боря Глушко, Виталий Тригер часто бывали у нас в доме на Пушкинской, их объединяла давняя дружба, общие интересы - от ночных рыбалок до филателии, фото - и радиодела, авиамоделирования и ещё много разных совместных дел, свидетелем которых мне довелось быть.

Вместе с братом я часто бывал в доме его друзей, которые находились недалеко от дома Гены. Но я ни разу его там не встречал, он существовал для меня совершенно отдельно от брата и его друзей. Гена был другом Вити Королёва и знакомым его друзей.

Сравнительно недавно я узнал настоящее имя Гены и его фамилию: Генрих Елин. Когда я спросил брата, знал ли он такого ученика 15 - ой школы, ответ был отрицательным.

В 1944 году Г. Елин поступил на подготовительный курс железнодорожного техникума, это был общеобразовательный курс на базе 7 -ми классов, окончившие его, зачислялись на первые курсы выбранных ими отделений техникума.

Я спрашивал у бывших учащихся этого курса 1944 - 45 г.г. о Г. Елине, ответ был одинаков, они не помнят такого учащегося. Удивительного в этом ничего нет, т.к. подготовительный курс был самым многочисленным из - за наплыва кандидатов на поступление в техникум, тем более, что после его окончания Г. Елин уехал в Саратов, оставив в Бресте могилу своего отца, начальника Брестского отделения Брест - Литовской железной дороги, погибшего 22 июня 1941 года на вокзале станции Брест - Центральный, когда он попал под автоматную очередь одного из немецких солдат, многочисленный отряд которых ворвался на вокзал.

Дом, в котором жили Елины до войны, сохранился, сохранился вместе с большим садом. После войны в нём жил один из начальников Брестского отделения Белорусской железной дороги Яковлев.

Судьбы людей этого поколения определяла и решала война, даруя жизнь одним, отнимая её у других, создавая, казалось, невероятные хитросплетения и пересечения жизненных путей, но это поколение мужественно боролось со всеми трудностями, трагическими обстоятельствами, ставшими на жизненном пути, оно боролось за жизнь, отдавая её ради жизни грядущих поколений, не пасуя ни перед какими обстоятельствами, какими тяжёлыми они бы не были и свидетельством тому - победа этого поколения в самой кровопролитной войне.