- Сейчас мама придет. Папа даже уснуть не может, если не будет держать ее за руку, если не поцелует. Он сейчас болеет, поэтому она с ним рядом, - приглашает меня Лариса Владимировна, дочь долгожителей Владимира Кадаева и Софьи Юрковой. Сами русские, они переехали в Брестскую область из-под Смоленска еще до войны.
Он меня угощал то яблоком, то еще чем-нибудь. Фото: Личный архив
- Они оба учителя по образованию. К слову, если посчитать весь педагогический стаж нашей семьи, то получится ни много ни мало 700 лет, - говорит Лариса Владимировна, развлекая меня за чаем в комнате небольшой брестской двушки.
- Здравствуйте, - в дверях появляется невысокая Софья Васильевна в рубашке и черной жилетке.
У нее удивительные глаза. Про такие говорят - с поволокой. Она, улыбаясь, берет меня за руку. Мы присаживаемся на пружинистый диван.
«Папа не взял на работу человека, за которого просили, и его расстреляли»
- Я тогда в Новодворской школе работала учительницей начальных классов. 22 года было мне, - неспешно, с особенным русским говором рассказывает Софья Васильевна. - Школа в семи километрах от Смоленска находилась. А отец в соседней деревне был директором.
В Новодворскую школу приехал и 27-летний симпатичный Володя. Парень стал пионервожатым и учителем физкультуры. Он уже отслужил в армии, успел поработать и закончить Соболевское педагогическое училище. То, где училась и Соня.
- Тот год был очень тяжелым для нашей семьи, - поправляет прическу Софья Васильевна. - За несколько месяцев до приезда Володи в школу моего отца объявили «врагом народа». Отец, как директор, не взял на работу человека, за которого просили. «Тройка» объявила, что подозревает его в участии в контрреволюционной организации. Папу арестовали в апреле, а уже в августе расстреляли…
Больную маму Сони, ее двух младших сестер и брата после расстрела отца выгнали из съемной квартиры. И они переехали в Новодворцы. Жили только на 29 рублей Сониной зарплаты.
- У мамы много кавалеров тогда было, - вставляет пару слов в разговор Лариса Владимировна. - Завуч школы был к ней неравнодушен. Он начал ухаживания издалека. Приходил столоваться к ним. Пытался войти в доверие к семье. Бабушка его кормила, но дальше дело не шло.
- Завуч школы потом понял, что ничего не выйдет. И поставил вопрос на комсомольском собрании, чтобы меня с позором исключили из комсомола, - вспоминает Софья Васильевна. - Гневно так на собрании заявил, что, мол, нет места в рядах комсомольцев дочери «врага народа». Это потом отца реабилитировали… А тогда пришлось туго. Правда, нашу семью стал опекать Володя, даже не смотря на статус изгоев.
- Ухаживал за вами?
- Да, и очень настойчиво. Писал мне записки в школе: «Выйдем, поговорим». Мы ходили гулять, разговаривали обо всем на свете. Он меня угощал то яблоком, то еще чем-нибудь. Директор школы сразу понял, в чем дело, и пытался нас свести. Мне тогда казалось, что это он из жалости делал… А с другой стороны, рисковал жизнью. В то время общаться с родственниками «врагов народа» было очень опасно. Он мог работу потерять.
- Правда, условие поставила, что выйду замуж, только если он будет военным. Фото: Владимир Чеберкус
Мама говорила: «Сонечка, присмотрись к Володе. Он же тебя будет носить на руках!»
- Папа восстановил маму в комсомоле - добавляет дочь. - Он в это время был руководителем комсомольской ячейки. Это было рискованно: его могли уволить, перечеркнуть все будущее. В своих воспоминаниях он писал, что «любовь к моей Сонечке была сильнее страха за свою жизнь».
- Вот после этого случая мама мне и говорит: «Сонечка, присмотрись к Володе. Он же тебя будет носить на руках!» А я же тогда другим была увлечена, но как-то все не складывалось, а тут Володя замуж предложил. Ну, я маму и послушала. Вижу, что он меня любит, да и согласилась, - разводит руками Софья Васильевна. - Правда, условие поставила, что выйду замуж, только если он будет военным.
- Свадьбу сыграли?
- Ой, не было никакой свадьбы! Ни свадебного платья, ни колец, ни фотографии. Мы и обвенчались только четыре года назад. А кольца купили много лет спустя на какой-то юбилей совместной жизни.
- Да, а фотографию венчания мы на конкурс в «Комсомолку» присылали, - добавляет дочь. - Даже в газете напечатали.
- Софья Васильевна, почему вы оставили свою фамилию?
- Это в память об отце. Никто из всех четырех сестер не брал фамилию мужа. К слову, Володя и не перечил. Он понимал…
- Неужели вы так просто ту любовь свою забыли?
- Да нет. И Володя как-то встречался с ним, убеждал его оставить меня в покое. Сложно все это. Однако помните, как в «Онегине»: «но я другому отдана, я буду век ему верна», - качает головой Софья Васильевна. - Тем более что Володя любил меня, как никто. Он и младшего брата моего усыновил, чтобы на нем не было клейма «враг народа». Редкий мужчина на такое способен.
- В 1945 году он попал в госпиталь в Литве. И оттуда впервые за военные годы от него пришла открытка с букетом васильков. Я поняла - жив! Фото: Владимир Чеберкус
«Каждому мужчине нужно, чтобы его ждала женщина»
- Я не знаю, как мы ту войну пережили, - задумчиво глядя мимо меня, говорит Софья Васильевна. - Мы собирались в отпуск в Смоленск, как тут сообщение о войне. Володя на рассвете собрался, сказал нам готовиться, мол, за нами машина придет, и ушел. Я тогда была на восьмом месяце беременности, а брату Валере было 9 лет. Немцы пришли раньше, чем машина от Володи. Хозяева, испугавшись новых порядков, сразу выбросили все пожитки - кровать и стол на улицу, а шкаф и посуду не отдали. Взяли как плату за квартиру.
- Мы были в отчаянии, ходили по деревне, плакали… А брать-то «восточников» никто не хотел, боялись… - сквозь слезы говорит Софья Васильевна. - Правда, нам помогали многие. Потом приютил нас святой отец из костела. Мы у них до родов жили. Тогда пригласили повитуху. Та сказала: «Не выживет она». Я даже обрадовалась. Думаю: «А вот и хорошо, что не выживу. Мои мучения закончатся». Так и провалилась в туман. Но утром смотрю - сыночек мой Гена возле меня лежит, да кто-то его запеленал. Гляжу - а он вылитый мой Володя. Нет уже его, Геночки…
В комнате повисает пауза. Слышны детские голоса из открытой форточки да шаги соседей сверху.
- Знаете, я тогда поняла, что ему нужна. Я поняла, что это тот единственный мужчина, ради которого нужно жить, ждать, чтобы он выжил. Ведь каждому мужчине нужно, чтобы его ждала женщина. И я стала ждать, - она смахивает слезу. - Многие ходили к гадалкам, узнать, вернется муж или нет. Если нет, то уходили к другим мужчинам, а я решила: «Нет, буду ждать».
- В 1945 году он попал в госпиталь в Литве. И оттуда впервые за военные годы от него пришла открытка с букетом васильков. Я поняла - жив!
«Он всю жизнь думал, что я его не люблю…»
После войны они стали жить в Бресте.
- Папа маму возвел на пьедестал, - говорит Лариса Владимировна, пока Софья Васильевна вышла в комнату мужа. - Он по утрам нас тихонечко будил и собирал в школу, чтобы дать маме поспать. Маму нельзя было тревожить по пустякам, все проблемы мы решали с папой. Он понимал, насколько тяжело ей работать в школе, поэтому оградил и от домашних забот. Встречал ее с работы, чтобы она не таскала тетрадки. Старался вывозить нас всех в театр, на концерты, на отдых.
- Скажите, когда вы почувствовали, что любите его? - спрашиваю я у подошедшей Софьи Васильевны.
- Даже не помню. Все постепенно приходило. Правда, у меня тогда позиция такая была - чтобы чувств не показывать. Я считала, что мужчины должны признаваться в любви, а женщины принимать. Да, вот внучка как-то подталкивала меня. То один разговор заведет, то другой. Он тогда в больнице лежал. Это лет 10 назад было, кажется, 62 года после свадьбы прошло. Я написала ему записку: «Любимый! Ты навсегда в моем сердце!». И тайно передала через дочь.
- Когда я увидела растроганного отца, то сразу и не поняла, в чем дело, - улыбается Лариса Владимировна. - Он чуть не плакал: «Если бы она мне это раньше сказала, так я бы горы свернул!» Оказывается, он всю жизнь думал, что жена его не любит.
- А я полюбила через время. Он своей любовью смог меня растопить. Даже не верится, что так бывает, но оно так, - разводит руками Софья Васильевна.
Источник информации: Настасья ЗАНЬКО, Комсомольская Правда
