Кастусь Калиновский на Брестчине - 150 лет с начала восстания

В этом году исполнилось 150 лет с начала восстания 1863-1864 гг. До сих вокруг оценок этого восстания в Беларуси не утихают споры. При работе в Национальном историческом архиве Беларуси в Гродно над этой темой, на глаза мне попалось несколько интересных документов, касающихся поведения городских властей Брест-Литовска во время восстания.

Начать следует с того, что с 7 февраля город и крепость были объявлены на осадном положении а за жителями, в первую очередь за молодежью, был установлен полицейский надзор. Но, очевидно, надзор был слабоват: в городе в это время проживал главный начальник повстанческих сил Брестского, Пружанского и Кобринского уездов Аполлон Гофмейстер.

Это был один из образованнейших людей своего времени, закончивший Берлинский университет. В городе он мог спокойно заниматься набором людей в повстанческие отряды (благо в окрестностях Бреста их было достаточно) и сбором средств на цели восстания. Сюда же, в Брест, в апреле наведался с инспекцией сам «начальник» восстания - Кастусь Калиновский, избравший местом своих конспиративных встреч с Гофмейстером трактир купца Глуховского. Пробыв в Бресте несколько дней, Калиновский уехал в Видомлю.

Вероятно, у Гофмейстера имелись добровольные помощники по сбору средств, впрочем, не отличавшиеся особым профессионализмом: в июне 1863 г. были арестованы несколько барышень, жен и дочерей весьма влиятельных людей в городе, которые сумели собрать 8 руб. 50 коп.

Вот как описывал эту ситуацию брестский военный начальник в рапорте гродненскому губернатору (здесь и далее стиль и орфография сохранены – О.К.): «По дошедшим до меня сведениям, что дочь секретаря Брестского уездного суда Люция Желешкевич, в сообществе с дочерью вольнопрактикующего доктора Софьей Консевич, женой комиссионера Марией Васинской, г-жой Франтишкой Бутвилович…, женой помощника Окружного начальника государственных имуществ Розалией Фальской …проводили сбор денег для мятежников».

На основании этого вышеназванные дамы были арестованы, вскоре также арестовали их мужей и поместили в уездную тюрьму, которая тогда находилась там же, где и сейчас – напротив Свято-Симеоновского собора. Не был найден только сам доктор, который по некоторым сведениям проживал в Варшаве. Туда и был направлен запрос относительно ареста и препровождения его в Брест-Литовск.

Каково было удивление властей, когда обнаружилось, что доктор подался в бега: «… доктора медицины Консевича по розыскам в Варшаве на жительстве не оказалось», - гласил ответ на телеграмме за подписью генерал-полицмейстера Царства Польского Трепова.

Согласно официальным сведениям, из Брест-Литовска в ряды повстанцев влилось 16 человек (включая нескольких чиновников уездного суда). Цифра эта выглядит ничтожной в сравнении с соседними Пружанами и Кобрином, откуда в отряды ушло до полусотни человек.

Правда среди «ушедших в лес» есть человек, имя которого затем доставит немало головной боли царским властям. Это был дворянин Казимир Нарбут, отставной капитан русской армии, ставший сначала начальником штаба в отряде дворянина Брестского уезда Стасюкевича, а затем, после разгрома отряда, создавшего собственное подразделение.

Брестчане, в основном, занимались сбором средств и продуктов для повстанцев. Но городские власти после случая с доктором Консевичем решили перестраховаться и по требованию гродненского гражданского губернатора графа Бобринского начали проверку на лояльность докторов и чиновников Бреста и Брестского уезда.

Бюрократия во все времена не отличалась особой оригинальностью и брестские врачи - Фома Бундескул, Исай Раим, Милослав Буржинский, Лев Анцыпа, Феликс Володкевич, Болеслав Зданский, Леонтий Иванишевский, Карл Кобринец, Михаил Бурминский, Людвиг Пучневский – за подписью брестского военного начальника получили следующие письма: «Прошу сообщить мне, какого Вы вероисповедания, где воспитывались, с которого времени занимаетесь практикой, не были ли в коронной (польской) службе, и если были, то когда уволены и в каком чине». Ниже следовала маленькая приписка: «не были ли в мятежных шайках». Это письма были разосланы по адресам постоянного проживания докторов и были получены ответы, заверяющие власти о полной лояльности этих людей.

Интересно, а кто, находясь в полном здравии, напишет другое? Но, видно опять русская халатность взяла верх и подобное письмо было направлено на квартиру беглого доктора Консевича, о чем потом военный начальник с удивлением писал губернатору: «на сей момент не получен ответ только от доктора Ивана Консевича».

В марте 1863 г. в городе были предприняты повышенные меры безопасности, введены дополнительные войска: из Пинска в Брест-Литовск для процедуры опознания и фотографирования был доставлен Роман Рогинский – знаменитый командир повстанческого отряда, который два месяца бился с царскими войсками в Пружанском и Кобринском уездах.

Убедившись в недостаточной лояльности местного чиновничества и интеллигенции, городские власти начали тотальную проверку остальных сословий. Тем более, что основания для этого были веские – весной 1863 г. на военных складах Брестской крепости была обнаружена пропажа оружия. Проведенное по горячим следам следствие не выявило виновных. Лишь спустя несколько десятилетий Роман Рогинский в мемуарах вспоминал, что оружие из крепости регулярно продавалось повстанцам при посредничестве брестских евреев.

По всей видимости, одним из таких посредников мог быть «золотых дел мастер Борух Лемсон», у которого при обыске были найдены «21 штука разных металлических вещей с портретами Гарибальди, Понятовского, Костюшки и какого-то неизвестного лица». Он был арестован «для дальнейшего разбирательства». Власти пытались «повесить» на него пропажу оружия, т.к. было известно, что он регулярно посещал крепость, где у него был ряд клиентов из числа офицеров. Но, прямых улик найдено не было, а с изречением товарища Сталина - «был бы человек, а статья найдется» - тогда еще не были знакомы и Лемсон был отпущен.

Впрочем, иногда власти и сами пытались состряпать заговор там, где его не было. Летом 1863 г. были арестованы пятеро рабочих каретной фабрики (располагавшейся в районе современного Кобринского моста) «за попытку присоединиться к мятежной шайке». На рабочих указал хозяин этой фабрики, один из брестских купцов, т.к. они на протяжении нескольких дней не появлялись на работе и дома.

При допросе подозреваемых выяснилось, что накануне своего «исчезновения» эта пятерка получила от хозяина жалование и по доброй русской традиции ушла в запой, проводя время в брестских трактирах. На вопросы о намерении вступить в «мятежные банды», рабочие давали логичный ответ – а зачем?

«Содержанием мы вполне довольны, хозяин платил неплохо и регулярно, а что до водки, так есть такой грешок…». Следствие допросило массу свидетелей, включая трактирщиков и извозчиков, чтобы убедиться в правильности показаний арестованных. Но и на этом следствие не успокоилось, а перевело арестованных в казематы крепости, о чем спустя несколько дней капитан следственной части одного из полков писал на имя брестского полицмейстера: «… мои люди тратят на содержание этого сброда из казны по 30 коп. (в сутки – О.К.), в связи с чем… считаю сих пьяниц отпустить по домам под надзором полиции».

Нужно сказать, что власти во все времена не отличались высокими нравами, не исключением они были и тогда. В архиве Гродно сохранилось «Дело по обвинению брестского городничего Генриха Запасника в сношении с мятежниками», из которого совсем не видно каких-либо признаков соучастия этого чиновника в восстании. Как это принято сейчас говорить, «прогрессивная» часть горожан составила донос о том, что Запасник нещадно берет взятки, «которые пускает в мятежные отряды» и направили гродненскому губернатору.

Проведенные «розыскные меры» не выявили указанных случаев, но Запасник был уволен от должности и переведен в распоряжение губернатора. По всей видимости, здесь имело место элементарное «подсиживание» со стороны некоего полковника Аполлона Золотницкого, «заслуженного ветерана Крымской кампании», о чем были сделаны соответствующие прошения от него самого и его жены на имя губернатора Бобринского.

Арестованных в Брестском уезде участников восстания переправляли в Брест, где было две тюрьмы: одна - на современной ул. К. Маркса, вторая – на территории крепости. Как правило, в них содержалось до 100 человек из лиц участвовавших в восстании, либо содействовавших ему. Среди арестованных встречались довольно интересные личности.

Например, с сентября по декабрь 1863 г. в крепости сидели два иностранных подданных: некие Вильгельм Гейтель (Пруссия) и Иоганн Смотер (Австро-Венгрия). В документах не указано, за какие грехи они угодили в каталажку, но известно, что в повстанческих отрядах находились представители иностранных государств. Кроме них, в списках арестованных встречаются чиновники городского магистрата и заседатели суда, упоминается среди арестантов и доктор Михаил Бурминский, которые совсем недавно уверял власти в своей лояльности.

Брестские тюрьмы не пустовали в течение двух лет - до конца 1864 г., хотя их постояльцы периодически менялись: кого-то отпускали, кого-то после суда отправляли по этапу. Например, на 1 июля 1864 г. в городских тюрьмах содержалось 65 дворян и 44 из «лиц простага сословия», на 1 августа того же года – 60 дворян и 33 человека из простых. По некоторым данным, 10 декабря 1863 г. непосредственно в самом Брест-Литовске произошла стычка между повстанцами и правительственными войсками, выяснить более конкретные сведения пока не удается.

В заключение остается добавить, что в Брест-Литовске по итогам восстания было казнено четыре человека. Три из них из отряда упомянутого выше Казимира Нарбута: «крестьянин Александр Черко был мятежническим жандармом-вешателем; крестьянин, … Юзеф Балич вербовал людей в шайки, доставлял им продовольствие и оружие и участвовал в истязаниях над лицами, преданными законному правительству (повешены Декабря 23 дня 1863 г); мещанин Ян Корсак возбуждал крестьян к вооруженному восстанию и участвовал в истязаниях над оставшимися верными законному правительству (повешен Декабря 28 дня 1863 г)».

Еще ранее, 19 июля 1863 г. в крепости был расстрелян Богуслав Павлович, прапорщик 13-й артиллерийской бригады, воспитанник брестского кадетского корпуса. В феврале 1863 г. этот офицер дезертировал из своей части в Белостоке и присоединился к отряду Романа Рогинского, у которого и стал одним из адъютантов.

Олег Карпович, специально для «Исторической правды»